Туркменистан выдвигает новые инициативы по безопасности и сотрудничеству в Центральной Азии

Президент Туркменистана Сердар Бердымухамедов пригласил страны СНГ на первое Совещание по безопасности и сотрудничеству в Центральной Азии (ЦА). Напомним, что это приглашение прозвучало в ходе заседания Совета глав государств-участников Содружества в Бишкеке. [1] Целью такого Совещания заявлена выработка подходов и решений, направленных на укрепление сотрудничества стран Центральной Азии, а также заинтересованных государств, международных организаций и финансовых институтов. Представляется, что эта важная инициатива Ашхабада может иметь долгосрочные последствия. Как минимум, она будет способствовать обеспечению устойчивого и бесконфликтного развития центрально-азиатского региона, а как максимум – сформирует новые подходы к безопасности во всем регионе Прикаспия и далее.

Новый мировой порядок

Ведущие политики все чаще говорят о том, что человечеству нужны новые подходы к международным отношениям. Недавно президент США Джо Байден заявил, что человечество нуждается в «новом мировом порядке» на смену тому, который держался последние 50 лет. «Мы находимся в переломном моменте истории и это означает, что решения, которые мы примем в следующие четыре или пять лет, будут определять, как будут выглядеть следующие четыре или пять десятилетий», – пояснил Байден. [2] Со схожими заявлениями ранее выступал и госсекретарь США Энтони Блинкен, который констатировал завершение целой эпохи после «холодной войны».

Российский президент Владимир Путин также не раз говорил о планах построить новый миропорядок, но кардинально отличающийся от того, который предлагает Запад. По его словам, однополярная гегемония США в мире неумолимо рушится, вместе с тем идет формирование более справедливого мироустройства. К примеру, на недавнем заседании клуба «Валдай» Владимир Путин поддержал движение в сторону справедливой многополярности. [3]

Прошедшая пандемия ковида заметно ускорила кризис современной модели глобализации – обнажились проблемы безопасности, сократился экономический рост и резко упала связность мира. Стало понятно, что распад глобального мира неизбежен и начались поиски новых моделей для постглобального мира. Какие мировые проекты сегодня предлагаются к практическому осуществлению?

Модели постглобализма

Первая модель выглядит футуристически – выход в космос или космоколониализм. Та самая модель, за которую так ярко выступает Илон Маск, а в известной мере – и многие мировые державы (США, Китай, Индия и отчасти Россия). Её цель – преодоление пределов земного развития и освоение ресурсов астероидов и ближайших планет Солнечной системы. Безусловно, сегодня это выглядит просто фантастическим планом, но например в «лунную гонку» уже брошены огромные инвестиции во многих странах. Предполагается, что передовые технологии и материалы с лихвой окупят все эти затраты и обеспечат новое мировое лидерство.

Вторая модель – «экологический колониализм», когда глобализируются и делаются обязательными новые технологические решения, связанные с охраной окружающей среды. Отметим, что «зеленую повестку» активней всего продвигают наиболее развитые страны Запада. Технологическое перевооружение и новые жесткие стандарты в экологии позволят лидерам западного мира зафиксировать свое цивилизационное превосходство, наложить запрет на индустриальное развитие для прочих незападных стран, а также перераспределить в свою пользу их активы и ресурсы. Кроме того, у коллективного Запада появляется возможность взимания «экологической ренты» как за предоставленные чистые технологии, так и за порчу окружающей среды. Обратная сторона «зеленой повестки» заключается в резком удорожании воды, продовольствия и потребительских товаров, неизбежном уничтожении среднего класса и разорении малых предпринимателей. Фактически речь идет о фундаментальном разделении глобального мира на «чистых» и «нечистых».

Третья – инфраструктурная модель или инфраколониализм. В этом проекте обобществляется в рамках всего мира и выводится из национального подчинения критическая инфраструктура: дороги, порты, центры обработки данных, трубопроводы, а все остальные решения становятся сугубо локальными. Если внимательно присмотреться, то именно такой комплексный подход сегодня предлагает Китай в рамках своей глобальной инициативы «Один пояс – один путь» (ОПОП). К примеру, вся построенная инфраструктура в рамках программы ОПОП базируется на китайских инвестициях и местных технологических решениях, а также продвигает нужную Пекину систему цифровых платформ и финансовых расчетов. Многие страны Азии и Африки берут заведомо невозвратные китайские кредиты, которые в итоге придется отдавать национальной территорией или теми же построенными объектами инфраструктуры. Другое дело, что у китайского проекта сегодня появляется сильный западный конкурент: США, ЕС и Индия пытаются создать альтернативу ОПОП в формате экономического коридора «Индия – Ближний Восток – Европа» (проект IMEC). [4]

Четвертое решение проблем глобализации видится самым естественным и очень простым. Это глокализация или распад мира на локальности, которые как отсеки в подлодке обеспечивают непотопляемость и выживаемость отдельных регионов. Весь ход мировых событий после пандемии ковида четко показал, что распад глобального мира пошел именно по региональному сценарию. Повсюду наблюдается активизация регионального сотрудничества – этот процесс хорошо заметен и в Центральной Азии. В условиях западных санкций и разрыва логистических цепочек резко возросла геоэкономическая роль данного региона. Заметна активизация как внутреннего сотрудничества стран Центральной Азии в формате «пятерки», так и на международной арене – например, в серии саммитов формата С5+1. Этот общий тренд на глокализацию также проявляется в новой перезагрузке проекта СНГ с прямым участием стран региона. [5]

Борьба за макрорегионы

Понятно, что итоговая модель постглобального мира будет носить преимущественно гибридный характер. К примеру, Китай в своей внешней риторике успешно сочетает инфраструктурные амбиции с модной «зеленой повесткой». [6] Однако глокализация в сочетании с инфраструктурным развитием сегодня видится наиболее реалистичным сценарием для преодоления кризиса глобализации. Это означает, что на мировой арене начнется новый вид ожесточенной борьбы за формирование своих макрорегионов. По мнению аналитиков, полноценный макрорегион должен обладать целым рядом важных свойств. Помимо значительной территории и транспортной связанности критически важна военная безопасность макрорегиона, включая наличие ядерного щита и способности побеждать в региональных войнах. Необходима также ресурсная база – это вода, углеводороды, уран и другие редкие и ценные минералы. Обязателен технологический суверенитет, нужный для обеспечения обороны и жизнедеятельности на своей территории. Далее идут такие факторы как демографическая и продовольственная безопасность, а также наличие собственного образа будущего и концепта развития.

В современном мире есть только две державы, которые открыто претендуют на создание собственных макрорегионов, причем в глобальном масштабе. Это – США и Китай. Американский макрорегион должен обеспечивать контроль над Японией, Кореей и Тайванем, Средиземноморьем и атлантической частью Европы, а также Южной Америкой в рамках известной «доктрины Монро». Китайский макрорегион – это сам Китай, Монголия, Тайвань, обе Кореи, Вьетнам, Лаос, Камбоджа, Филиппины, Индонезия, Таиланд, Малайзия – вся бывшая японская «азиатская сфера сопроцветания». Отметим особо, что Россия и страны Центральной Азии рассматриваются Пекином как полупериферия данного макрорегиона. Эти взаимные притязания США и Китая на роль глобальных метрополий и неурегулированность границ макрорегионов определяют само существо и динамику современных международных конфликтов.

Заметим, что еще в 2019 году началась активная фаза борьбы за торговые пути между двумя важнейшими центрами мировой экономики – АТР и ЕС. Пандемия COVID-19 нанесла мощный удар по континентальной экспортной логистике, на которой строилась идеологема о «росте роли Китая в мире». Итог пандемии – временная изоляция КНР на востоке Евразии и двухлетний локдаун его экспортно-ориентированной экономики. Второй удар по глобальной логистике нанес украинский конфликт, начавшийся именно в тот момент, когда Китай в 2022 году только начал активно выходить из внешнеторгового карантина. И, наконец, новый конфликт ХАМАС – Израиль вспыхнул буквально через пару месяцев после громкого заявления о «новом сухопутно-морском коридоре Индия – ЕС» через Израиль. Расширение данного конфликта способно привести к массовой волне беженцев в Египет и к перспективе закрытия Суэцкого канала, а также к дестабилизации соседних стран Ближнего Востока с перекройкой всей мировой логистики.

Главное противоречие

По сути, сегодня решается принципиальный вопрос о том, где заканчивается китайский Великий шелковый путь и начинается западная транспортная система. Именно там сейчас разворачивается цепь региональных конфликтов, именно в этих вспыхнувших регионах решаются боевые задачи с использованием прокси-структур от двух метрополий. Этот взаимный обмен ударами выглядит впечатляюще, но такая активность не решает главной проблемы, стоящей в центре нынешнего политического суперкризиса. Проблема заключается в том, что суверенитет одного, пусть даже самого мощного государства локален, тогда как транспортные системы, финансовые расчеты и интернет-платформы – глобальны. Однако сегодня отсутствует внятное соглашение о формах и методах патронажа над глобальными информационными и транспортными сетями, на которые наряду с США претендует Китай.

Это неснятое противоречие может разрешаться двумя путями: силовым – через развязывание новой мировой войны, или мирным – путем переговоров о международном соглашении по контролю над транстерриториальными сетями. Недавнее заявление Байдена о переломном моменте истории и о тех важных решениях, которые Вашингтон примет в следующие четыре или пять лет, свидетельствует о решимости администрации США к силовому сценарию. Судя по высказываниям ряда американских стратегов, Соединенные Штаты достаточно сильны и сплочены со своими союзниками, чтобы решиться повторить сценарии Первой и Второй мировой войн. Напомним, что тогда цепь военных сражений шла на различных региональных ТВД, а сама территория США находилась вне зоны непосредственных боев и совсем не пострадала. По мнению западных аналитиков, новая мировая война уже назрела и может быть идеологически подана как решающее столкновение «мировой демократии» с чуждыми ей «автократическими режимами».

Считается, что каждому автократу-субгегемону (Китай, Иран, Россия и Северная Корея) «будет сделано» такое «предложение регионального конфликта», от которого они «не смогут отказаться». Череда управляемых «войн на истощение» на европейском, ближневосточном и тихоокеанском ТВД продлится примерно пять лет или даже более, что полностью истощит ресурсы автократий, а также погасит пассионарность населения «стран-ревизионистов» и сожжет конфликтный потенциал спорных регионов. По замыслам американских стратегов, США и их союзники выйдут из затяжного конфликта более сильными и модернизированными, а потом навяжут уставшему от войн миру свои новые правила игры. Образно говоря, это будет напоминать сеанс одновременной игры на многих шахматных досках между перворазрядниками и мировым гроссмейстером с известным итоговым результатом. [7]

Однако такая идеальная картина, нарисованная западными стратегами, может быть омрачена новыми технологиями ведения войны и возможностями современных масс-медиа – региональные конфликты все чаще отзываются болезненным эхом на территории стран коллективного Запада. Такие примеры мы уже видели в ходе украинского конфликта и наблюдаем прямо сейчас в ходе разворачивающегося кризиса на Ближнем Востоке. Другое ограничение состоит в том, что мировую войну легко начать, но очень трудно завершить, причем с заранее заданным результатом. Оба этих сдерживающих фактора толкают США и Китай сначала на непубличные переговоры, а затем на выход на общие договоренности о глобальном Pax Chimerica. [8] В итоге, это потребует от обеих сторон предоставления силовых и международных гарантий для логистических и энергетических маршрутов.

Альтернативные сценарии

Помимо двух глобальных проектов макрорегионов – под эгидой США и Китая,  существует еще ряд перспективных межрегиональных проектов. В начале «ревущих двадцатых» активно обсуждалась перспектива реинкарнации новой Британской империи. [9] Этот макрорегион выстраивался с опорой на тесные связи Великобритании с Индией и с другими старыми британскими доминионами – Канадой, ЮАР, Австралией, а также претендовал на влияние в Восточной Европе и в Центральной Азии. Однако видимая управленческая слабость Лондона – чехарда премьер-министров и смерть королевы – превратила этот чисто британский проект в строительный материал для других глобальных макрорегионов. К примеру, Индия сегодня рассматривается коллективным Западом как скорая замена Китаю в роли «мировой фабрики». Именно туда все больше технологических компаний переводят свое производство из Китая, среди них такие гиганты, как Apple, Samsung, Microsoft, Google, Amazon и некоторые другие. [10] ЮАР, напротив, делает явный акцент на формате BRICS и тесных связях со странами незападного лагеря, такими как Россия и Китай.

Активная политика президента Реджепа Тайипа Эрдогана часто связывается с амбициозными планами Анкары по созданию собственного неоосманского макрорегиона. Помимо самой Турции в него могут входить страны Леванта в восточной части Средиземного моря – Сирия, Ливан, Палестина, Иордания, Египет, Кипр. В традиционный ареал интересов Оттоманской империи входили Ирак, Иран, Балканы, Кавказ, а также страны Центральной Азии. Анкара официально объявила, что наступивший ХХI век станет «столетием Турции» и будет связан с возвышением её мировой роли. Сегодня Турция последовательно выдвигает себя на роль «энергетического коммутатора» и даже «логистической сверхдержавы», используя свое исключительное геоэкономическое расположение. В частности, Анкара недавно анонсировала проект «Дорога развития», который предусматривает соединение региона Персидского залива с Европой через Ирак и Турцию. [11] Однако Турция сегодня не входит в проект ОПОП вследствие конфликта с Китаем вокруг уйгурского вопроса и одновременно  оказалась «за бортом» американо-индийского проекта IMEC. Анкара выступила против нового маршрута «Индия – Ближний Восток – Европа», поскольку рассматривает его как угрозу своей исторической роли посредника между Западом и Востоком. Президент Реджеп Тайип Эрдоган категорически заявил, что «не может быть коридора без Турции». [12]

Россия также активно выстраивает свой макрорегион, посколько всегда рассматривала собственное «большое пространство» как исторически самоценный мир. Как ранее отмечали аналитики Каспийского института стратегических исследований, Россия реализует на пространстве Северной Евразии собственный аналог доктрины Монро, предполагающий создание локальной международной системы, устойчивой к внешнему вмешательству. [13] Структура российского макрорегиона видится следующим образом: это сама Россия, частично Украина, Белоруссия, Казахстан и страны Средней Азии, дружественный Азербайджан, а также Иран и, возможно, Афганистан. Как видим, транзитное ядро пророссийского макрорегиона выстраивается вокруг стратегически важного региона Прикаспия. На геополитическом и санкционном фоне резко возрастает значимость международного транспортного коридор «Север – Юг» с участием прикаспийских государств. К рубежу 2027 года планируется формирование сквозного железнодорожного коридора от России до южных портов Ирана, который обеспечит российским товарам прямой выход к странам Персидского залива. [14]

Отметим, что Россия и Турция имеют много общих позиций в сложившей геополитической ситуации. Обе страны имеют уникальное географическое расположение, обладают влиянием в своем историческом ареале, а также на протяжении ряда столетий играли роль важного посредника между Западом и Востоком.  Москва и Анкара держат в своем кармане ключи от многих региональных конфликтов, включая ближневосточный. Обе страны обладают яркой политической субъектностью и не желают быть «простыми пазлами» в чужой картине мира. Напомним, что Россия, как и Турция, никогда официально не была участником инициативы ОПОП, но пыталась взаимодействовать с китайским проектом через сопряжение со стратегией ЕАЭС и собственной идеей создания большого Евразийского партнерства. Западные стратеги неоднократно предрекали столкновение России и Турции, но образование стратегического союза между нашими странами позволило разрешить многие конфликты в зоне общих интересов. [15] Представляется, что роль «золотого звена» в мировой геоэкономике, которой сегодня обладают Россия и Турция, будет и далее неукоснительно возрастать.

Честный брокер

Современный мир сегодня явно балансирует на грани войны и мира. С точки зрения теории больших систем, мы находимся в ситуации неустойчивого равновесия, когда даже небольшие, но точные усилия могут вызвать «эффект бабочки» – запустить каскад новых перемен. В такие критические моменты многократно возрастает роль «честного брокера» – независимого и справедливого посредника, способного выдвинуть новые идеи. Сегодня в мире существует всего три страны с официальным нейтральным статусом – Швейцария, Австрия и Туркменистан. Две из них находятся в центре Европы, а Туркменистан находится в самом сердце Евразии – на перекрестке транзитных коридоров «Восток – Запад» и «Север – Юг». Через территорию Туркменистана в древности и в средние века проходили важнейшие международные торговые маршруты: из Китая на Ближний Восток, из стран Среднего Востока на Русь, а также в Индию. Поэтому именно Ашхабад сегодня может стать источником политических инноваций в мировой логистике.

В условиях растущего блокового противостояния общепризнанный нейтралитет Туркменистана позволяет его руководству выдвигать новые инициативы и гарантировано быть услышанным. Достаточно вспомнить историю взлета нейтральных стран типа Австрии, Финляндии или той же Швейцарии во времена «холодной войны», чтобы понять насколько важна такая внеблоковая площадка. В современном турбулентном мире жизненно необходима «нейтральная зона» для практических нужд геоэкономики всех стран, причем вне зависимости от их внешних идеологических пристрастий и политических деклараций. Крайне важно, что Ашхабад исповедует концепцию «активного нейтралитета», то есть участвует как наблюдатель во многих важных региональных форматах – от СНГ и ЕЭАС до ОТГ и ШОС. В этом видится большая заслуга опытного дипломата, вице-премьера и министра иностранных дел Туркменистана Рашида Мередова, который разработал новую внешнеполитическую концепцию страны на основе анализа политических и геоэкономических процессов как на региональном уровне, так и в глобальном масштабе. [16]

Помимо подтвержденного в ООН нейтралитета, у этой прикаспийской страны есть еще немало козырей для большой игры. Самый очевидный и значимый актив Туркменистана – значительные запасы природного газа. В условиях происходящего передела газового рынка и предстоящего энергоперехода, стратегическое значение туркменского газа будет только нарастать. Во-первых, Туркменистан – одна из немногих стран в мире, способных быстро нарастить добычу газа и эффективно разрабатывать новые месторождения. Во-вторых, Ашхабад может энергетически обеспечить любые амбициозные планы своего индустриального развития, причем экологически чистым топливом. В третьих, сегодня открывается небывалая перспектива для поступления туркменского газа с Каспия на новые рынки сбыта – от Европы до Индии. К примеру, на недавней встрече в Анкаре президенты Сердар Бердымухамедов и Реджеп Тайип Эрдоган обсудили вопросы транспортировки туркменского природного газа в Турцию через Каспийское море. [17]

Другой важный актив Туркменистана – его стратегическое расположение на перекрестке главных транспортных путей в Прикаспии. Как ранее отмечалось в докладах Каспийского института стратегических исследований, если раньше регион Каспия был важен как источник добычи нефти и газа, то теперь на первый план выходит его транзитный потенциал. Международный морской порт Туркменбаши способен стать ключевым мультимодальным хабом на Каспии, обрабатывающим грузы не только для соседних стран, но и для Европы, Китая, Индии. Туркменистан – это стратегический узел сразу для двух главных транзитных коридоров – «Восток – Запад» и «Север – Юг». Более того, это важнейший элемент инфраструктурной и геоэкономической стабильности во всей Евразии. К примеру, Ашхабад строит газопровод Туркменистан – Афганистан – Пакистан – Индия, а также оптоволоконную линию связи вдоль данного маршрута и линию электропередач Туркменистан – Афганистан – Пакистан. По этой веской причине новые инициативы Ашхабада сразу будут услышаны всеми заинтересованными сторонами. [18]

Третий значимый актив Туркменистана – способность руководства страны конвертировать газовые сверхдоходы в новые проекты и реализовывать долгосрочные программы развития. К управлению государством недавно пришел Сердар Бердымухамедов, имеющий хорошее образование и большой практический опыт управления на всех ступенях власти. Новый президент Туркменистана работает в одной тесной связке со своим отцом, председателем Халк Маслахаты Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедовым. Оба политика знают цену словам и делам, способны быстро и гибко принимать важнейшие решения. Есть все основания полагать, что Сердар и Гурбангулы Бердымухамедовы намерены превратить Туркменистан в «Каспийскую Швейцарию» и готовы распутать самые сложные узлы в мировой логистике.

Инициативы Ашхабада

За последнее время руководство Туркменистана проводило интенсивные встречи в различных многосторонних и двухсторонних форматах, включая череду саммитов с мировыми лидерами. Эти встречи показали растущую сплоченность и солидарную позицию лидеров центрально-азиатской «пятерки». Все они заинтересованы в обеспечении устойчивого и бесконфликтного развития региона, но исходят из базового принципа «ноль вмешательства» со стороны внешних игроков. Все страны «пятерки» активно развивают транспортно-логистическую систему Прикаспия, выступающую общим фундаментом для налаживания международного политического и экономического сотрудничества. Все эта деятельность потребует надежных силовых и международных гарантий для новых логистических и энергетических маршрутов, которые могут быть обеспечены только на принципах невмешательства и коллективной безопасности.

Как представляется, на первом Совещании по безопасности и сотрудничеству в ЦА с участием международных представителей, Ашхабадом может быть выдвинута прорывная идея о подписании Каспийского пакта стабильности. Речь может идти о новом транснациональном соглашении в энергетической и транспортной сферах по типу действующих соглашений о международных проливах, которые были приняты в прошлом веке и до сих пор работают. Напомним, что конвенция Монтрё 1936 года не отменяет национального суверенитета Турции над важнейшими проливами Босфор и Дарданеллы, но обеспечивает торговым судам всех стран свободу прохода через проливы как в мирное, так и в военное время. Однако данная конвенция устанавливает различный режим прохода военных кораблей, что не позволяет использовать важнейшую систему проливов для агрессии и военного давления.

По аналогии с конвенций Монтрё может быть разработан особый порядок использования транзитной и энергетической инфраструктуры на Каспии. Каспийский пакт стабильности будет гарантировать беспрепятственную и бесперебойную работу данных систем, но не позволит использовать трубопроводы и транзитные маршруты в качестве оружия для односторонней агрессии или политического шантажа. Вопрос о маршрутах прокладки энергетических трубопроводов или транзитных коридоров всегда был связан с геополитическими соображениями, причем зачастую это шло в ущерб экономическим соображениям. Тут достаточно вспомнить трудную судьбу Зангезурского коридора или проекта Транскаспийского трубопровода. Однако события последних лет наглядно показали: когда трубопроводы превращаются в «энергетическое оружие», от этого страдают все. Примером служит недавний террористический акт против трубопроводов системы «Северный поток». Поэтому пришло время уходить от негативной практики противостояния в сторону прозрачных и четких конвенций.

Другая важная идея – это объединение различных транзитных коридоров на Каспии или создание южного мультимодального маршрута, соединяющего потенциал Транскаспийского коридора и МТК «Север – Юг». Напомним, что идею такой транспортной олигополии в конце 90-х годов прошлого века высказал российский геополитик Вадим Цымбурский. [19] Она заключается в объединении нескольких транспортных коридоров, которые не конкурируют между собой, а сотрудничают. Логика здесь очень проста – грузы с одного маршрута могут быть переброшены на другой, поэтому никто из игроков не заинтересован в блокаде. В случае реализации данной стратегии дороги, соединяющие концы континента, оказались бы под коллективным контролем, что позволит подстраховаться от введения внешних санкций и непартнерского поведения. Транспортная олигополия, по замыслу Цымбурского, способна стать прочной основой для далеко идущего сближения позиций России, Турции, Китая и Ирана по вопросам безопасности в Центральной Азии и во всем околокаспийском пространстве – вплоть до выработки общей стратегии в духе «сотрудничества цивилизаций».

Ашхабад может стать новым «законодателем мод» в мировой политике, способным предложить миру перспективный формат сотрудничества в рамках транспортной олигополии. Современный Туркменистан способен также переосмыслить свой исторический опыт по охране караванных путей и выдвинуть от имени нейтральной страны идею создания миротворческой «туркменской гвардии» – специальных сил защиты общей инфраструктуры Каспия (по аналогии со знаменитой «швейцарской гвардией»). Стало очевидным, что безопасность энергетических и транзитных проектов не может быть обеспечена силовым патронажем со стороны одного государства, но лишь путем взаимного признания и невмешательства, а также региональной системой коллективной безопасности. Это связано с тем, что международные транспортные системы, финансовые и интернет-платформы имеют глобальный характер, они выходят за пределы привычного понимания геополитических «сфер влияния» или военной коалиции государств. Представляется, что нейтральный Туркменистан, имеющий гарантии стабильного правления на предстоящие десятилетия, мог бы начать энергичное конструирование нового транспортно-коммуникационного дизайна – сначала для стратегически важного региона Прикаспия, затем и для всей Евро-Азии.