Баку – Ташкент: фрагмент мозаики каспийского сопряжения «Юг – Юг»

Каспийское экономическое пространство – результат ансамбля двух типов взаимодействия: «меридианного», с привязкой на российскую экономику, и «широтного», между соседями по вектору «Восток – Запад». Оба типа не могут существовать в отрыве друг от друга: взаимовлияющая правовая база (режимы торговли пространства СНГ/ЕАЭС), взаимовлияющие проекты в промышленности (газо-, нефтехимия), общие для региона усилия субъектов бизнеса в логистике и торговле, единая сеть транспортной инфраструктуры (железнодорожный транспорт и судоходство, зависимое от речных путей РФ). Сейчас к этому набору симбиотических связей добавляется параллельный импорт в Россию и реэкспорт российских товаров на внешние рынки через буферные экономики каспийского партнерства.

Но у каждого вектора свои особенности, поэтому рассмотрим один из фрагментов взаимодействия по горизонтали: линию «Баку – Ташкент». Это важно, учитывая возрастающее влияние Узбекистана на каспийскую повестку, недавно состоявшуюся встречу президентов И. Алиева и Ш. Мирзиёева (официальный визит Ильхама Алиева в Ташкент 21-22 июня), ознаменовавших новый этап отношений между двумя этими странами.

Глава КНР Си Цзиньпин в послании для Петербургского международного экономического форума высказал интересную мысль, предложив назвать координатную плоскость глобальной логистики не привычным для российского понимания «Север – Юг» и «Запад – Восток», а «Юг – Север» и «Юг – Юг». По сути, предложенный акцент звучит точнее: если российская транзитная линия «Восток – Запад» местами обрывается в результате рестрикций, так и не дойдя до потребителей ЕС, то региональные связи – такие, как азербайджано-казахстанские, ирано-азербайджанские и прочие «каспийские пары» – усиливаются, в значительной мере, за счет перенаправленного потока российских субъектов ВЭД.

Теперь понимание, что Юг «говорит» с Югом не менее важно, чем «Север – Юг», выходит за пределы экспертных дискуссий и программ развития ООН, становится евразийским мейнстримом.

Действительно, получается, что региональные сегменты трансевразийских международных транспортных коридоров (МТК) в большей и даже в значительной степени развиваются прежде всего за счет расширенных приграничных коммуникаций, чем за счет большого транзита от ядра к ядру. Достаточно сказать, что китайских инвестиций нет ни в одном из портовых проектов на Каспии.

В то же время архитектура прикаспийских и среднеазиатских связей ориентирована на пары, привязанные к экономическим ядрам: Турция, Россия, Китай. Вместе с тем, связи между странами региона в постсоветский период провисали в вакууме дефицита проектов и инвестиций.

Таким образом, для Баку, Ташкента, Нур-Султана и Ашхабада важно принимать скоординированные меры экономической политики: по снижению регламентно-административных барьеров, созданию новых производственных и торгово-логистических цепочек, привлечению региональных инвестиций в проекты промышленной кооперации и модернизации инфраструктуры.

Собственно эту повестку составляют как министерские встречи МИД и отраслевых ведомств стран региона, так и каспийские саммиты, очередной из которых – шестой – состоялся в Ашхабаде.

Если брать шире, то взаимодействие вокруг Каспия вписывается в общую мозаику ШОС и БРИКС, в задачи построения новой финансовой архитектуры, основанной на национальных валютах, в повестку задач углубления сотрудничества в цифровых услугах и технологиях.

В рамках данной стратегии, в прошлом месяце Азербайджан провел серию консультаций с деловыми кругами и правительством Бразилии, достигнув соглашений по поставкам удобрений и продовольствия.  

Справка:  Карбамидный завод SOCAR Carbamide Plant, введеный в 2019 году, начал тестовый экспорт удобрений в Бразилию. Учитывая, что потенциал азербайджанского экспорта в Бразилию данной группы товаров несопоставим с российским (в 2020 году – 7,6 млн. тонн, на 1,8 млрд. долларов, до 60% всего бразильского импорта удобрений), он не представляет конкуренции производителям из РФ. Но можно рассмотреть возможность координации поставок между Москвой и Баку, и создания запаса российского карбамида в Азербайджане для его последующего реэкспорта в страны группы БРИКС, – через SOCAR. На поставки российского продовольствия и удобрений санкции не распространяются, однако общая нервозность сковала торговую активность.

Данный пример хорош как модельный для других групп товаров, которые можно экспортировать из зоны экономической активности каспийской «пятерки». Такую возможность, кстати, озвучил президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев, предложив создать зерновой хаб региона.

За несколько дней до VI Каспийского саммита в Ашхабаде, выступая на расширенном совещании БРИКС, президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев озвучил инициативу в этом же ключе – создать постоянную площадку бизнес-диалога – форум деловых кругов «БРИКС плюс». Таким образом, Азербайджан и Узбекистан показывают линию долговременной синхронности, предлагая проекты промышленно-коммуникационной связанности региона Каспия и Центральной Азии с глобальными повестками стран БРИКС и партнеров России из G20.

Нужно понимать, что связка Азербайджан – Узбекистан, как фрагмент общекаспийской экономики, будет выгодна и трем вышеуказанным ядрам экономического притяжения большого Прикаспия: Турции, России и Китаю.

Между Баку и Ташкентом ожидается интенсивная работа к следующей запланированной президентами встрече в Самарканде, ориентировочно в ноябре 2022 года. Встречи сопредседателей межправкомиссии будут происходить ежемесячно. Должен быть создан инвестиционный фонд, предполагается обсуждение промежуточных показателей и вопросов, возникающих у бизнеса в рамках соглашений, заключенных на бизнес-форуме 20 июня с.г. (намерения и меморандумы на сумму около 500 млн. долларов). Кроме того, в Ташкенте определены приоритетные задачи для координации на внешних рынках, как раз с учетом влияния российской экономики.

Ключевая проблема в азербайджано-узбекских отношениях – выработка готовых схем для господдержки: многие сегменты рынка поделены внешними поставщиками, совместный выход на рынки третьих стран осложнен новой конфликтной динамикой.

В то же время госзакупки российских компаний, регламентированный параллельный импорт, новые ниши, возникшие с уходом ряда международных брендов из РФ, интерес к переносу их в Баку, Ташкент, Нур-Султан, наконец, общая заинтересованность Москвы в работе «буферных экономик» сулят этому взаимодействию куда большую выгоду, чем мы видели в 2000-х и начале 2010-х годов, когда впервые предпринимались подобные проекты.

Хотя ключевым по капиталоемкости является сфера нефти (интересы SOCAR в Узбекистане), рассмотрим возможности двух важнейших отраслей обрабатывающей промышленности.  

Автопром

Осенью 2021 года в Гаджигабульском промышленном квартале («Азермаш») была анонсирована совместная сборка с UzAvto автомобилей Chevrolet Nexia и Chevrolet Cobalt, на втором этапе – Chevrolet Damas и Chevrolet Labo в общем количестве до 5000 единиц, а также автобусы «СамАвто» до 1000 единиц в год. Пока это планы. Но учитывая, что отраслевые эксперты прогнозируют расширение поставок узбекского автопрома в Россию, можно говорить о стратегии промышленной кооперации Ташкента и Баку в этом ценовом сегменте.

Текстильная промышленность

Первые разговоры о возможности переноса части брендового пошива из КНР в другие страны активно муссировались в период локдауна из-за пандемии COVID-19. В 2020 году российский Минпромторг и узбекский Минвнешторг изучали варианты создания в Узбекистане текстильно-производственного кластера. В Узбекистане – производство волокна и пряжи, в РФ – отделочное, швейное и трикотажное производство. До кризиса 2020 года на Китай приходилось 36,5% импортного текстиля, поступавшего в Россию. В 2018 году на китайские фабрики приходилось 61% мирового производства верхней одежды, к началу 2020 доля КНР упала до 54%. Нарастили соответствующее производство Вьетнам и Италия. Уже в процессе того кризиса испанская компания Inditex (бренды Zara, Pull&Bear, Massimo Dutti, Bershka) заявила о планах переноса нескольких сотен из 1866 китайских фабрик в Турцию и Марокко.

Нынешняя ситуация с уходом западных брендов из России приводит к перераспределению всего рынка – от собственников до путей доставки. Но остаются потребители.

В такой момент изменения логистики можно было бы создавать собственные производства – в парной и тройной кооперации соседних стран, и даже новые производственные центры, ориентированные на внутренний рынок. Вклад Азербайджана может быть как в сырье (2019 год – почти 300 тыс. тон хлопка), так и, в перспективе, в пряже.

Таким образом, в рамках расширенного каспийского партнерства мы можем стимулировать условия для развития собственного производства «импортозамещения» – уже на более широком рынке, чем исключительно российский.