ENG
Глобальный взгляд на мир через призму региональных проблем
ENG
Поиск по сайту
Публикации

Концептуальные контуры ближневосточной политики Турции на современном этапе

18 мая 2022
Амур ГаджиевАмур Гаджиев

Амур Гаджиев

Кандидат исторических наук, эксперт КИСИ

В настоящей статье современная ближневосточная политика Турции  рассматривается сквозь призму дискуссий относительно концептуальных основ турецкой внешней политики. В течение последних двух десятилетий турецкие специалисты в области теории международных отношений пытаются интерпретировать внешнеполитические действия Анкары в контексте доминирующей в стране внешнеполитической идеологии. До 2015 года с этим было все более-менее понятно. Главным теоретиком турецкой внешнеполитической доктрины тогда считался Ахмет Давутоглу. После 2015-го ситуация стала меняться, причем в некоторых вопросах кардинальным образом.

Формирование нового внешнеполитического курса: «стратегическая глубина» обретает «голубую родину»

После двойных парламентских выборов в 2015 году у власти оказался «Народный альянс», состоящий из сторонников правящей Партии справедливости и развития (ПСР) и Партии националистического движения. Данный альянс был поддержан партией «Родина». Соответственно, если раньше (в период с 2002 по 2015 гг.) у власти были «нео-османисты», «умеренные исламисты» и сторонники «политического ислама», то сегодня у власти находятся как «нео-османисты-исламисты», так и «националисты-консерваторы». Причем данное гибридное образование поддерживается, что удивительно, «левыми кемалистами». Последних, в свою очередь, необходимо отделять от «правых кемалистов» (которых сегодня на политической арене страны представляют такие политики как Мерал Акшенер, Умит Оздаг и др.), находящихся в оппозиции.

Во внешней политике это привело к слиянию некоторых тезисов «стратегической глубины» «нео-османистов» с доктриной «голубой родины», разработанной кемалистами. Причем слияние и эволюция обеих концепций происходили на фоне усиления националистической риторики в виду укрепления позиций националистов в политической жизни страны.

Можно долго спорить о том, отказалась ли Анкара целиком и полностью от доктрины «ноль проблем с соседями» и концепции «стратегической глубины». Но мы не можем в то же время отрицать некоторую преемственность внешнеполитического курса республики в период после Давутоглу, пусть и сформулированную иначе. Важным общим знаменателем для сторонников обеих доктрин оказалась стратегия «передовой обороны». То есть, обеспечение безопасности государства на дальних рубежах.

Давутоглу в свое время говорил, что «оборона Стамбула начинается с Боснии». Это вписывается и в доктрину «голубой родины» (Mavi Vatan), главная идея которой заключается в обеспечении морского превосходства Турции в Восточном Средиземноморье, Персидском заливе и Красном море с опорой на создаваемые повсеместно турецкие военно-морские базы. Это, по мнению автора доктрины адмирала Джема Гюрдениза, должно привести и к расширению морской юрисдикции Турции.

Основные особенности доктрины «голубой родины»

Появившись в 2006 году, доктрина Гюрдениза сначала не нашла отклика ни в научной, ни в политической среде, поскольку ее сторонники тогда считались противниками «турецкой демократизации». А затем и вовсе последовали массовые судебные процессы, такие как «Эргенекон», «Молот» и др. В итоге около 400 офицеров турецких ВМС оказались за решеткой. Вместе с ними и основатель доктрины. Но после 2015 года эта доктрина стала основой политики Турции по усилению на море. Следует отметить, что основная часть сторонников идей «голубой родины» являются антизападниками и придерживаются евразийских взглядов.

Согласно доктрине «голубой родины», существует три жизненно важных аспекта безопасности турецкой геополитики в Средиземноморье:

  • Проблемы с Грецией и соответственно с ЕС относительно районов турецкой морской юрисдикции;
  • Потенциал независимого Курдистана со свободным доступом к Средиземному морю;
  • Будущее Северного Кипра с геополитическими последствиями для Турции.

Наиболее демонстративным проявлением доктрины «голубой родины» стал турецко-ливийский меморандум 2019 года по разграничению морских зон в Средиземном море. Согласно данному документу, Турция и Ливия рассматриваются в качестве морских соседей, и морские границы между ними проходят через область, которая не учитывает морские претензии греческих островов, включая Крит.

В 2020 году турецкие Военно-морские силы провели масштабные военные учения под кодовым названием «голубая родина». Гюрдениз считает, что Турция до сих пор чрезмерно мягко относилась к Греции и Республике Кипр, призывая против них к более решительным и жестким мерам. И то, что мы наблюдаем сегодня в восточной части Средиземного моря, а именно – геолого-разведочное бурение, а также активная поддержка кардинального изменения позиции Северного Кипра в рамках процесса кипрского урегулирования, является ничем иным как одним из проявлений доктрины «голубая родина».

Разумеется, данная доктрина отличается от глубоких теоретических разработок «стратегической глубины» и имеет ограниченный территориальный характер. Возможно, поэтому она и не стала полностью ее заменять, а наполнила новым содержанием.  «Стратегическая глубина» Давутоглу также в свое время критиковала республиканскую Турцию за ее чрезмерную осторожность во внешней политике. Оба лагеря сходятся в том, что считают «национальный обет» (Misak-ı Milli) – термином, сужающим внешнеполитические горизонты Турции. То есть, турецкие внешнеполитические интересы должны простираться, по их мнению, далеко за территории «национального обета», и только в этом случае может быть надлежащим образом обеспечена безопасность турецких границ и турецкой территории.

Эволюция инструментария ближневосточной политики: от экономики к безопасности

В 2000-х гг. Турция с целью усиления своего влияния в Ближневосточном регионе проводила политику, направленную на региональную экономическую интеграцию. В 2010 году было объявлено о совместном решении Турции, Сирии, Иордании и Ливана создать зону свободной торговли и безвизового режима. Однако с наступлением «арабской весны» ближневосточная политика Турции изменилась, и Анкара сделала ставку на «Братьев-мусульман» (террористическая организация, запрещена на территории РФ), продолжая при этом претендовать на региональное лидерство. Тогдашние планы Анкары, базировавшиеся на создании идеологических альянсов и «мягкой силе», не получили поддержки у турецких националистов и «левых кемалистов».

Сегодня турецкое правительство пытается обеспечить региональное лидерство республики, используя, главным образом, уже жесткую силу и военный инструментарий. Ужесточение позиции по курдской проблеме, проведение военных операций в Сирии и Ираке главным образом против прокурдских отрядов народной самообороны, вмешательство в ситуацию в Ливии, создание военных баз, наращивание вооружения, активное использование исламистских группировок с целью снижения потерь в рядах турецкой армии в ходе проведения трансграничных и зарубежных военных операций – все это вписывается и в «левокемалисткую» стратегию по повышению уровня безопасности турецкого государства.

Таким образом, сторонники правящего альянса сходятся в том, что политика Турции в области безопасности должна основываться на следующих трех ключевых элементах:

  • Милитаризация внешней политики;
  • Усиление военного присутствия за пределами турецких границ;
  • Развитие военно-промышленного комплекса, позволяющего надлежащим образом реализовать взятые на вооружение внешнеполитические идеи.

В то же время нельзя сказать, что между правительством ПСР и «левокемалистскими» кругами страны царит полное взаимопонимание относительно инструментов реализации политики в области безопасности. Вторые, например, считают, что поддержка «Братьев-мусульман» имеет для страны скорее негативные последствия, особенно в контексте нормализации отношений со странами Ближнего Востока.

Новое определение ближневосточной политики Турции – «активный моральный реализм»

С учетом вышеперечисленных факторов, достаточно сложно дать точное определение современной внешней политике Турции на Ближнем Востоке. Наиболее удачное определение, которое сочетало бы в себе и начатую Давутоглу проактивность, а также отход от цивилизационной многосторонности в сторону гуманизма и моральной ответственности, и решительную реакцию на угрозы и вызовы безопасности с помощью жесткой силы, представлено Фуатом Кейманом в работе «Новая турецкая внешняя политика: на пути к активному моральному реализму».

Кейман определяет современную турецкую внешнюю политику на Ближнем Востоке как «активный моральный реализм». Пока это, на наш взгляд, наиболее удачная формулировка той внешнеполитической концепции, которая продолжает оформляться после радикальной перезагрузки семилетней давности. Поскольку данная формулировка, с одной стороны, отражает культурно-цивилизационную самоидентификацию республики, выраженную в неоосманских и пантюркистских элементах турецкой внешней политики, с другой стороны, отражает прагматическое мировоззрение реализма, взятое на вооружение Анкарой – особенно в диалоге с мировыми и региональными державами.

Теоретические основы данных подходов неразрывно связаны с тезисом о том, что международное положение Турции за последние годы кардинально изменилось. И сегодня она уже не форпост Запада и не его придаток, не окрестность Европы и не мост между Европой и Азией или между мусульманским и христианским мирами. Турция сама способна стать одним из центров силы многополярного мира. Это серьезный скачок в турецком внешнеполитическом самосознании. Евросоюз, например, рассматривается Турцией уже не как продвинутое объединение развитых и богатых государств, а лишь как один из многих культурно-цивилизационных центров силы многополярного мира.

В то же время Турция не определяет свою внешнюю политику исключительно через культурно-цивилизационную самоидентификацию. Поскольку это не объясняет ее сохраняющееся стремление войти в ЕС и участие в НАТО. Выход Анкара нашла в соотношении национальной обороны и коллективной безопасности. Ввод новых переменных, таких как незаконные мигранты, региональные конфликты, спорные месторождения в Средиземном море и др., повлек за собой необходимость в корректировке способов решений, окончательным итогом которых становится не единое интеграционное объединение, а обеспечение коллективной безопасности. То есть, в турецкой ближневосточной стратегии кардинальным образом изменились и цели, и средства их достижения, и условия их реализации.

16+
Россия, 127015, Москва, ул. Новодмитровская,
дом 2, корпус 2, этаж 5, пом. XXIVд, офис 4.
Бизнес-центр «Савеловский Сити», башня Davis
Тел. +7 (495) 767-81-36
Тел./Факс: +7 (495) 783-68-27
E-mail: info@caspian.institute
Правовая информация
Все права на материалы, опубликованные на сайте, принадлежат Каспийскому институту стратегических исследований. Перепечатка материалов и использование их в любой форме, в том числе в электронных СМИ, возможно только при наличии обязательной ссылки на КИСИ.
© 2022-2024, Каспийский институт стратегических исследований
наверх
Каспийский институт стратегический исследований
Публикации

Концептуальные контуры ближневосточной политики Турции на современном этапе

18 мая 2022
Амур Гаджиев

Амур Гаджиев

Кандидат исторических наук, эксперт КИСИ

В настоящей статье современная ближневосточная политика Турции  рассматривается сквозь призму дискуссий относительно концептуальных основ турецкой внешней политики. В течение последних двух десятилетий турецкие специалисты в области теории международных отношений пытаются интерпретировать внешнеполитические действия Анкары в контексте доминирующей в стране внешнеполитической идеологии. До 2015 года с этим было все более-менее понятно. Главным теоретиком турецкой внешнеполитической доктрины тогда считался Ахмет Давутоглу. После 2015-го ситуация стала меняться, причем в некоторых вопросах кардинальным образом.

Формирование нового внешнеполитического курса: «стратегическая глубина» обретает «голубую родину»

После двойных парламентских выборов в 2015 году у власти оказался «Народный альянс», состоящий из сторонников правящей Партии справедливости и развития (ПСР) и Партии националистического движения. Данный альянс был поддержан партией «Родина». Соответственно, если раньше (в период с 2002 по 2015 гг.) у власти были «нео-османисты», «умеренные исламисты» и сторонники «политического ислама», то сегодня у власти находятся как «нео-османисты-исламисты», так и «националисты-консерваторы». Причем данное гибридное образование поддерживается, что удивительно, «левыми кемалистами». Последних, в свою очередь, необходимо отделять от «правых кемалистов» (которых сегодня на политической арене страны представляют такие политики как Мерал Акшенер, Умит Оздаг и др.), находящихся в оппозиции.

Во внешней политике это привело к слиянию некоторых тезисов «стратегической глубины» «нео-османистов» с доктриной «голубой родины», разработанной кемалистами. Причем слияние и эволюция обеих концепций происходили на фоне усиления националистической риторики в виду укрепления позиций националистов в политической жизни страны.

Можно долго спорить о том, отказалась ли Анкара целиком и полностью от доктрины «ноль проблем с соседями» и концепции «стратегической глубины». Но мы не можем в то же время отрицать некоторую преемственность внешнеполитического курса республики в период после Давутоглу, пусть и сформулированную иначе. Важным общим знаменателем для сторонников обеих доктрин оказалась стратегия «передовой обороны». То есть, обеспечение безопасности государства на дальних рубежах.

Давутоглу в свое время говорил, что «оборона Стамбула начинается с Боснии». Это вписывается и в доктрину «голубой родины» (Mavi Vatan), главная идея которой заключается в обеспечении морского превосходства Турции в Восточном Средиземноморье, Персидском заливе и Красном море с опорой на создаваемые повсеместно турецкие военно-морские базы. Это, по мнению автора доктрины адмирала Джема Гюрдениза, должно привести и к расширению морской юрисдикции Турции.

Основные особенности доктрины «голубой родины»

Появившись в 2006 году, доктрина Гюрдениза сначала не нашла отклика ни в научной, ни в политической среде, поскольку ее сторонники тогда считались противниками «турецкой демократизации». А затем и вовсе последовали массовые судебные процессы, такие как «Эргенекон», «Молот» и др. В итоге около 400 офицеров турецких ВМС оказались за решеткой. Вместе с ними и основатель доктрины. Но после 2015 года эта доктрина стала основой политики Турции по усилению на море. Следует отметить, что основная часть сторонников идей «голубой родины» являются антизападниками и придерживаются евразийских взглядов.

Согласно доктрине «голубой родины», существует три жизненно важных аспекта безопасности турецкой геополитики в Средиземноморье:

  • Проблемы с Грецией и соответственно с ЕС относительно районов турецкой морской юрисдикции;
  • Потенциал независимого Курдистана со свободным доступом к Средиземному морю;
  • Будущее Северного Кипра с геополитическими последствиями для Турции.

Наиболее демонстративным проявлением доктрины «голубой родины» стал турецко-ливийский меморандум 2019 года по разграничению морских зон в Средиземном море. Согласно данному документу, Турция и Ливия рассматриваются в качестве морских соседей, и морские границы между ними проходят через область, которая не учитывает морские претензии греческих островов, включая Крит.

В 2020 году турецкие Военно-морские силы провели масштабные военные учения под кодовым названием «голубая родина». Гюрдениз считает, что Турция до сих пор чрезмерно мягко относилась к Греции и Республике Кипр, призывая против них к более решительным и жестким мерам. И то, что мы наблюдаем сегодня в восточной части Средиземного моря, а именно – геолого-разведочное бурение, а также активная поддержка кардинального изменения позиции Северного Кипра в рамках процесса кипрского урегулирования, является ничем иным как одним из проявлений доктрины «голубая родина».

Разумеется, данная доктрина отличается от глубоких теоретических разработок «стратегической глубины» и имеет ограниченный территориальный характер. Возможно, поэтому она и не стала полностью ее заменять, а наполнила новым содержанием.  «Стратегическая глубина» Давутоглу также в свое время критиковала республиканскую Турцию за ее чрезмерную осторожность во внешней политике. Оба лагеря сходятся в том, что считают «национальный обет» (Misak-ı Milli) – термином, сужающим внешнеполитические горизонты Турции. То есть, турецкие внешнеполитические интересы должны простираться, по их мнению, далеко за территории «национального обета», и только в этом случае может быть надлежащим образом обеспечена безопасность турецких границ и турецкой территории.

Эволюция инструментария ближневосточной политики: от экономики к безопасности

В 2000-х гг. Турция с целью усиления своего влияния в Ближневосточном регионе проводила политику, направленную на региональную экономическую интеграцию. В 2010 году было объявлено о совместном решении Турции, Сирии, Иордании и Ливана создать зону свободной торговли и безвизового режима. Однако с наступлением «арабской весны» ближневосточная политика Турции изменилась, и Анкара сделала ставку на «Братьев-мусульман» (террористическая организация, запрещена на территории РФ), продолжая при этом претендовать на региональное лидерство. Тогдашние планы Анкары, базировавшиеся на создании идеологических альянсов и «мягкой силе», не получили поддержки у турецких националистов и «левых кемалистов».

Сегодня турецкое правительство пытается обеспечить региональное лидерство республики, используя, главным образом, уже жесткую силу и военный инструментарий. Ужесточение позиции по курдской проблеме, проведение военных операций в Сирии и Ираке главным образом против прокурдских отрядов народной самообороны, вмешательство в ситуацию в Ливии, создание военных баз, наращивание вооружения, активное использование исламистских группировок с целью снижения потерь в рядах турецкой армии в ходе проведения трансграничных и зарубежных военных операций – все это вписывается и в «левокемалисткую» стратегию по повышению уровня безопасности турецкого государства.

Таким образом, сторонники правящего альянса сходятся в том, что политика Турции в области безопасности должна основываться на следующих трех ключевых элементах:

  • Милитаризация внешней политики;
  • Усиление военного присутствия за пределами турецких границ;
  • Развитие военно-промышленного комплекса, позволяющего надлежащим образом реализовать взятые на вооружение внешнеполитические идеи.

В то же время нельзя сказать, что между правительством ПСР и «левокемалистскими» кругами страны царит полное взаимопонимание относительно инструментов реализации политики в области безопасности. Вторые, например, считают, что поддержка «Братьев-мусульман» имеет для страны скорее негативные последствия, особенно в контексте нормализации отношений со странами Ближнего Востока.

Новое определение ближневосточной политики Турции – «активный моральный реализм»

С учетом вышеперечисленных факторов, достаточно сложно дать точное определение современной внешней политике Турции на Ближнем Востоке. Наиболее удачное определение, которое сочетало бы в себе и начатую Давутоглу проактивность, а также отход от цивилизационной многосторонности в сторону гуманизма и моральной ответственности, и решительную реакцию на угрозы и вызовы безопасности с помощью жесткой силы, представлено Фуатом Кейманом в работе «Новая турецкая внешняя политика: на пути к активному моральному реализму».

Кейман определяет современную турецкую внешнюю политику на Ближнем Востоке как «активный моральный реализм». Пока это, на наш взгляд, наиболее удачная формулировка той внешнеполитической концепции, которая продолжает оформляться после радикальной перезагрузки семилетней давности. Поскольку данная формулировка, с одной стороны, отражает культурно-цивилизационную самоидентификацию республики, выраженную в неоосманских и пантюркистских элементах турецкой внешней политики, с другой стороны, отражает прагматическое мировоззрение реализма, взятое на вооружение Анкарой – особенно в диалоге с мировыми и региональными державами.

Теоретические основы данных подходов неразрывно связаны с тезисом о том, что международное положение Турции за последние годы кардинально изменилось. И сегодня она уже не форпост Запада и не его придаток, не окрестность Европы и не мост между Европой и Азией или между мусульманским и христианским мирами. Турция сама способна стать одним из центров силы многополярного мира. Это серьезный скачок в турецком внешнеполитическом самосознании. Евросоюз, например, рассматривается Турцией уже не как продвинутое объединение развитых и богатых государств, а лишь как один из многих культурно-цивилизационных центров силы многополярного мира.

В то же время Турция не определяет свою внешнюю политику исключительно через культурно-цивилизационную самоидентификацию. Поскольку это не объясняет ее сохраняющееся стремление войти в ЕС и участие в НАТО. Выход Анкара нашла в соотношении национальной обороны и коллективной безопасности. Ввод новых переменных, таких как незаконные мигранты, региональные конфликты, спорные месторождения в Средиземном море и др., повлек за собой необходимость в корректировке способов решений, окончательным итогом которых становится не единое интеграционное объединение, а обеспечение коллективной безопасности. То есть, в турецкой ближневосточной стратегии кардинальным образом изменились и цели, и средства их достижения, и условия их реализации.